В свои неполные 28 лет Маша Байбакова успела познакомить москвичей и с молодыми русскими и английскими художниками, и с Люком Тюймансом, и с творчеством повесы Владимира Рестуана-Ройтфельда. Каждый вернисаж в ее некоммерческих арт-пространствах сперва на «Красном Октябре», затем на Павелецкой набережной сопровождался не только реками Ruinart, коктейльными платьями Herve Leger, клатчами Celine и укладками из Aldo Coppola, но и обязательным присутствием всех важнейших арт-критиков, художников, галеристов и коллекционеров. Пристальными взглядами тех, чье внимание не так легко получить залетному в арт-среде человеку. Три года назад она провела последнюю вечеринку и уехала в Америку получать очередную ученую степень, а весной этого года вернулась в должности стратегического директора сайта — онлайн-супермаркета по продаже разнокалиберного искусства. Мы расспросили Машу о ее новых обязанностях, планах на Москву и художниках, на которых стоит обратить внимание.
Маша меня мучает вопрос: чем же ты конкретно занимаешься на своей позиции на сайте ?
Я инвестор и одна из пяти людей в совете директоров, которые следят за всем, что происходит. Я определяю глобальные приоритеты, которым следует компания, а также занимаюсь ее стратегическим развитием и помогаю выбирать среди галерей, музеев, художников тех, с кем мы будем сотрудничать.
Другое направление моей деятельности — стратегические партнерства. Например, с организациями, похожими на нас, но в других сферах: мода, дизайн и т. д. Я определяю, в какие страны мы идем: в Западную Европу, Восточную Европу, Китай, Среднюю Азию или Россию.
Когда заходишь на Artspace, есть ощущение, что ты зашел на Asos, только про искусство. При этом, если с покупкой одежды по интернету все более-менее понятно, это стало удобно, практично и т. д., и т. п., то с покупкой искусства немного сложнее. Это всегда некий ритуал: ты участвуешь в каком-то арт-сообществе, арт-тусовке, ты ходишь на вернисажи, ты общаешься с галеристами, кураторами, художниками, с другими коллекционерами. Тут же ты просто покупаешь искусство через интернет, и, в общем, вся вот эта ритуальная часть, она немножко теряется. Насколько перспективно сейчас продавать искусство через интернет?
Во-первых, ритуальность существует и в покупке моды. Многие девушки ходят на показы и светские мероприятия. Дизайнеры присылают им одежду на полгода раньше, чем она появляется в магазинах. Это тоже некое сообщество и ритуальная система. Даже обычный потребитель моды привык к походу в магазин с подругами, к примерке, общению с продавцами и так далее.
Ну, когда ты покупаешь сумку Birkin за бешеные тысячи, то конечно, а когда ты покупаешь недорогую какую-то вещь, ты ее, в принципе, можешь купить через интернет.
Я могу сказать то же самое и про искусство, то есть это просто зависит от цены, правильно? Та же самая проблема: ты прекрасный финансист, у тебя большой бонус, тебе только что дали 100 тысяч долларов, тебе 28 лет. Это в финансовой индустрии абсолютно нормальный процесс. Что ты будешь с ними делать? Ну, естественно, ты в первую очередь захочешь купить себе квартиру, машину, часы. Но что делать, если ты хочешь купить объект искусства, но работаешь по 16 часов в день? У тебя совершенно нет на это времени. Плюс, когда ты приходишь в галерею и у тебя есть всего полчаса, но на тебя там никто не обращает внимания, потому что там своя тусовка, экосистема, все друг друга знают, поговорить с кем-то вообще практически невозможно.
Это мы сейчас говорим про начинающих коллекционеров?
Да, наш ключевой рынок — начинающие коллекционеры. Тому, кто уже собирает искусство, все равно, где его покупать: в интернете, в галереях… Они будут покупать те объекты, которые им нужны. Состоятельные коллекционеры используют Artspace преимущественно для подарков. Потому что если они на самом деле покупают, то средняя цена каждой работы достигает одного миллиона долларов. Мы не собираемся конкурировать с Sotheby’s, с Christie’s, с галереей Гагосяна. Мы работаем с другим рынком — рынком спроса, для которого сейчас нет предложения. Есть работы в диапазоне десять тысяч долларов и ниже, очень хорошего качества, сделанные мастерами, просто лежат в подсобках, потому что галереям нерентабельно выставлять их на своем ограниченном количестве стен. Каждая галерея делает в среднем девять выставок в год, потому что одна выставка длится примерно месяц плюс-минус монтаж, ну и плюс иногда нужно отдыхать. То есть у тебя есть девять выставок в год, 300 квадратных метров (это достаточно маленькое количество стен), и есть, грубо говоря, три продавца, которые зарабатывают деньги на зарплате и на комиссионных. Конечно, им совершенно не нужно продавать работы за десять тысяч, когда они могут, например, продавать работы за 100 тысяч долларов, если такие есть в галерее. Этот рынок с низким ценником в принципе — огромный продукт класса люкс для всего мира. На него существует высокий спрос, а предложение непонятно где спрятано, и люди не могут до него дойти.
А кто покупатели? Что больше покупают, какие работы?
Преимущественно покупают работы до пяти тысяч долларов. Ты знаешь, самый популярный жанр — это multiple, то есть тиражная работа. Но они бывают в разном формате. Например, Рашид Джонсон сделал кусок деревяшки с металлическим штампом на ней. Я даже не знаю, как это опознать… Такой мультимедийный объект. Но опять же люди не покупают себе работы, исходя из формата. У нас есть прекрасный , который сделал Джеймс Франко, он стоит 641 доллар. Сложно объяснить, что это за формат, но он прекрасно продается. То есть, если у нас выставлена тиражная работа Кристофера Вула, она уходит за несколько часов.
Ты сама как-то участвуешь в этом процессе продажи? Вот звонит подруга и говорит: мне у тебя на сайте понравился кинжал тот же…
Нет. Я перевожу подругу на сотрудника Artspace, и он этим занимается. Я просто не могу управлять процессом на уровне микроменеджмента, это не моя роль.
Можешь назвать пять или десять имен художников, на которых стоит обратить внимание?
Уэйд Гайтон. Мы его показывали в мае 2009 года на «Красном Октябре». Это была выставка «Пять». Я всегда в него верила, но такой интернациональный резонанс и признание, которое он сейчас заслужил, — это, конечно, что-то. Я очень им горжусь. Потом группа Slavs and Tatars (улыбается), не только потому что я встречалась с одним из ее участников, просто мне вообще их искусство близко интеллектуально. Их работы ироничные, концептуальные, смешные и красивые одновременно. При этом они все еще по доступной цене. Есть еще художник, которого я очень сильно поддерживаю, — это Рашид Джонсон. Он для моего ужина в честь Artspace в Нью-Йорке сделал всем по работе, что прекрасно. Рашид отлично рассказывает про культуру афроамериканцев. При этом его жена иранка, поэтому в работах встречаются и иранские ковры. Мне интересны работы Марин Гюгонье. Она использует старые газеты, в которых замазывает картинки краской — получается смесь Она Кавары и Пита Мондриана.
Назови пять-десять имен русских художников, работы которых ты могла бы взять продаваться на Artspace?
Ты знаешь, для меня это очень сложный вопрос, это как выбирать, кто у тебя любимые друзья. Ольга Чернышева, Алексей Булдаков, Павел Пепперштейн. Из исторических фигур — Андрей Монастырский, мне очень нравится Ирина Корина, хотя ее работы сложно будет продавать через Artspace, потому что это тотальные инсталляции; мне кажется, прекрасные работы делает Таус Махачева.
Ты следишь за какими-то московскими новостями, перестановками в музейных руководствах? Все, что сейчас происходит, вся эта капковщина и Министерство культуры… Как ты вообще к этим реформам относишься и к засилью мультимедиа, когда всевозможные мультимедиа заменяют настоящее искусство? Я объясню: у тебя тут световые инсталляции, все очень красиво, хорошо, там играет диджей, тут 25 проекторов , здесь 4D-кинотеатр, тыквенный суп, еще что-то… И, в общем-то, ты сходил в музей, но на самом деле ты не сходил в музей. (Байбакова смеется.)
Во-первых, я приветствую перестановки, которые сейчас проводит Министерство культуры, потому что мне кажется, что для того, чтобы здесь развивалась здоровая экосистема в мире искусства, должна быть здоровая конкуренция. Когда у тебя не меняются люди на разных позициях в течение 40 лет или даже 20 лет, то никакой конкуренции не существует. Молодые люди, которые хотели бы прийти на эти позиции, но не могут, теряют мотивацию, и это очень-очень плохо. С точки зрения того, что показывается, это немножко другая история. Я по образованию куратор и сделала в своей жизни много выставок, и, конечно, у меня есть определенный взгляд на то, что является искусством, а что им не является, и здесь частенько я сказать ничего позитивного не могу.
Кстати, почему ты прекратила свою деятельность в России и планируешь ли вновь к ней вернуться?
Да, конечно. Я об этом мечтаю и с удовольствием вернусь, просто сейчас это было невозможно, потому что я училась пять дней в неделю в Гарвардской школе бизнеса (MBA) в Бостоне. У меня вообще не было свободного времени ни на что. Я с трудом делала какие-то минимальные проекты в Америке. Так что пока плана по моей лично деятельности нет, я, естественно, приеду на Московскую биеннале, буду принимать делегацию из Artspace, представлять ее на местной арт-сцене. Я также буду сопровождать людей из музея Tate Modern, где я состою в комитете по покупке русского и восточноевропейского искусства, и у нас здесь будет научная поездка, изучить, так сказать, культурный ландшафт для того, чтобы понять, что и кого включать в коллекцию музея Tate Modern. На сегодняшний день, учитывая то, что в России нет музеев, которые занимаются активным коллекционированием, такие музеи, как Tate Modern, диктуют развитие русской истории искусств.
От твоих рассказов у меня сложилось впечатление, что ты только и делаешь, что учишься. Я думал, что в сфере искусства главное — опыт и хороший глаз, а все остальное у тебя уже «наматывается» само собой…
Ну и знание дискурса.
Дискурс тоже «наматывается» потом…
Нет-нет-нет, я бы никогда не освоила сама тот объем работы, который проделан. Я бы даже не знала, в какую сторону смотреть и как начинать процесс самообразования. Да, работая с новыми художниками, ты учишься распознавать, что потенциально будет интересно через пять лет, но при этом должна быть общая база, которая помогает тебе развить эту интуицию. У меня два образования в сфере искусства: бакалавриат и магистратура, и я считаю, что этого хватает. Мое образование в Гарвардской школе бизнеса не имеет ничего общего с искусством. Это административное образование в сфере генерального менеджмента. Как управлять любого вида организацией: будь это музей, будь это Artspace, будь это «Старбакс», будь это какая-то правительственная инстанция. Это просто навыки, которым ты учишься на работе в течение 15–20 лет, — они тебе преподают их два года.
Ну и последний, девичий вопрос: кто у тебя ролевая модель?
Шерил Сэндберг, СОО Facebook. Прекраснейшая успешная женщина, которая много думает про роль женщины в рабочем пространстве и о том, как мы можем поддержать женщин, которые выбирают для себя профессиональный путь. При этом Шерил сотрудничает с правительством Америки, она лично и Facebook поддерживали президента Обаму и его кампанию. Вдобавок она счастлива замужем, успешная мать и просто безумно приятный человек. Даже не знаю, что может быть лучше.
Фото (портрет): Таня Бекасова.
Павел Вардишвили
