Приезд Верушки в Москву вызвал невероятный ажиотаж. На открытие московской выставки и мастер-класс художницы и модели пришло больше людей, чем может вместить семиэтажное здание «Мультимедиа Арт Музея». Interview поговорил с одной из главных красавиц XX века о Нью-Йорке, мире моды и страхе перед старением.
Вы впервые в Москве?
Да, и ничего не успела увидеть, я в основном давала интервью, так что мое основное впечатление от города — это множество приятных журналистов. Ну еще в Кремль успела забежать.
Извините, но очень уж хочется спросить. Почему у вас на голове всегда какие-то странные головные уборы или тюрбаны? Вы там что-то прячете?
Нет. (Смеется.) Все части тела мы как-то наряжаем, а про голову забываем. А если устроить что-то на голове, сразу получается завершенный образ. Все эти тюрбаны выгодно подчеркивают лицо, как бы обрамляют его. Кроме того, не нужно переживать о прическе.
Ваша выставка называется «Автопортреты», а этот жанр, как и портрет вообще, подразумевает некое стремление запечатлеть себя для потомков, сохранить свой образ в вечности. Что для вас время? И как вы себя ощущаете в нем?
Для меня время — это что-то относительное, неуловимое. Восприятие времени целиком зависит от человека. Иногда оно тянется бесконечно, особенно когда ты чего-то ждешь, но чаще всего идет слишком быстро. Этот проект во многом связан с размышлениями о времени, но в первую очередь серия задумывалась как портрет Нью-Йорка — это все о нем. «Автопортреты» — это мое впечатление от города, друзей, которых я там встретила, обычных людей, которых просто видела на улицах. В Москве эта выставка проходит в рамках биеннале «Мода и стиль в фотографии», а изначально в моей серии были и не очень стильные или красивые персонажи — допустим, крыса или бомжи на улице. Но они тоже полноценные жители Нью-Йорка, его законная часть.
Это ваш любимый город? Вы ведь много где успели пожить.
Сейчас я живу в Берлине, но много лет Нью-Йорк был для меня домом. Хотя нет, на самом деле, нет такого места, которое бы я могла назвать своим домом. Нью-Йорк был приветлив со мной, дал шанс реализовать себя, сделать много интересных проектов — это очень открытый город для новых людей и новых идей. Ирвин Пенн однажды сказал мне: «Если у тебя есть одна просто хорошая идея, в Нью-Йорке ты сможешь сделать ее великой». Там люди восторженно и с интересом относятся ко всему новому или необычному. Меня хорошо приняли с самого начала, я получила невероятную отдачу от Америки. Германия не такая — все новое здесь принимается с большим трудом.
Тогда зачем вы вернулись в Берлин?
Сегодня Берлин — больше не типичный немецкий город, как Нью-Йорк никогда не был типичным американским. Он стоит особняком, ведь Америка в целом очень консервативна. Берлин сейчас тоже стал очень открытым, необычным и живым городом.
Как вы себя чувствуете в своем возрасте? Ваша карьера напрямую была связана с вашей красотой, каково это, стареть?
Не важно, что я была красавицей, — абсолютно то же самое происходит с любой женщиной и любым человеком. Вы стареете и видите, как меняется ваше тело, лицо…
А внутри что-то меняется? Некоторые видят трагедию старости именно в том, что внутри мы остаемся прежними, молодыми, а стареет только тело.
И внутри тоже все меняется. Но это происходит на протяжении всей жизни. Посмотрите на свои детские фотографии, вы ведь уже совсем другой человек. Вся жизнь — это бесконечная череда трансформаций. Если ты не в ладах со своим возрастом, то есть с самим собой, ты обречен быть несчастным. Думать, что мы всегда будем юными или что мы все еще юны, пусть и в душе, — это смешно. Все эти крема, которые как бы должны нам помочь не стареть, убрать морщины — какое-то безумие. Невозможно быть тем, кем ты был в 20 лет. Да и нужно ли это? Вы помните себя в 20 лет? Ну ладно, вам и так не сильно больше, а мне иногда стыдно вспомнить — сплошная глупость. Я бы хотела подружиться с собой старой. Да и разве невозможно быть красивой, будучи немолодой?
Конечно, возможно, но не всем это удается.
Не всем удается принять себя такими. Я всегда успокаиваюсь тем, что все зависит от освещения: жесткий свет обнажает и подчеркивает все недостатки, складки и морщины, мягкий их сглаживает. Я смотрю в зеркало, и мне не нравится, что я вижу. Но я говорю себе: «Ну ладно, при другом свете я вполне себе ничего». В старости уже не так важно, что когда-то ты был красивым и на этом зарабатывал. Становится важным, умен ли ты, образован ли, через что ты прошел, чему научился. Большую часть жизни мы не тинейджеры, и с этим надо как-то мириться.
А вы бы хотели жить вечно?
Нет, ни за что. Моя бабушка дожила до 101 года, так что и у меня есть шанс стать долгожителем. Мысли об этом навевают грусть — любимые люди, друзья, животные, которые были тебе дороги, уходят, многие уже умерли. Те великие люди, которые сыграли важную роль в моей жизни — Антониони, Дали, — их уже давно нет. И остальные уходят вслед за ними.
Но появляются новые.
Да, слава богу, новые люди приходят в мою жизнь, и это замечательно.
Вы следите за миром моды сейчас?
А я никогда за ним не следила. Мне не было интересно, какие платья или орнаменты носят в этом сезоне, даже когда я работала в модной индустрии. Конечно, я более или менее в курсе, просто потому, что это часть культуры — я вижу людей на улице, листаю журналы. Но для меня мода всегда была лишь средством реализовать свои идеи и проекты. У меня даже друзей в этой индустрии нет. Вообще люди в мире моды довольно неприятные. Мы как-то задумывали с одним моим другом создать свою линию, но, начав работать со всеми этими людьми, поняли, что это выше наших сил.
Я смотрю, вы не в восторге от модной индустрии.
Мягко говоря. Я бы никогда не сказала это в лицо тем, кто этим занимается — это было бы грубо. Кроме того, есть несколько талантливых людей, настоящих художников, которые делают интересные вещи. Но в целом весь этот мир мне не интересен.
А художественная среда более дружелюбная?
Ну-у… Знаете, и с ней часто возникают проблемы. Мир искусства тоже становится индустрией.
Существует граница между этими двумя мирами: искусством и коммерцией?
Сейчас все перемешалось: искусство, коммерция, мода и реклама. Теперь все завязано на деньгах и инвестициях. Раньше было проще: ты просто брал свои картины, нес их в галерею и там выставлялся. Теперь без спонсора или куратора с тобой никто даже разговаривать не будет. И в мире моды то же самое.
Что же со всем этим будет?
Не знаю. Все развивается, появляются новые технологии, способы коммуникации. Может, все это рухнет в один момент, и мир начнет развиваться с начала, с какого-то нового витка.
Кстати, о современных технологиях. Вы пользуетесь социальными сетями?
Нет. Facebook, Twitter — у меня ничего этого нет. Это ведь тоже работа: что-то писать, выкладывать фотографии. Да я и не хочу, чтобы люди знали, чем я занимаюсь, если они не мои близкие друзья. А с друзьями мы видимся, говорим по телефону, обмениваемся письмами — мне этого вполне достаточно.
Многие люди сейчас делают карьеру в интернете.
Да, и это замечательно. Но это не для меня, я и так завалена письмами. Люди пишут мне со всего мира, я стараюсь быть вежливой и всем отвечать, хотя, конечно, не всегда получается — слишком много писем. Facebook я уже не потяну.
Над чем вы сейчас работаете?
У меня есть два проекта, один из них тоже посвящен трансформации, но другого рода — он, скорее, про внутренние изменения человека, а не внешние. Во многом этот проект посвящен как раз тому, о чем вы меня спрашивали — проблеме старения, тому, как ее можно принять.
Вы, как я понимаю, все эти терзания, связанные с возрастом, уже пережили и чувствуете себя прекрасно.
Да. И всем этого искренне желаю.
Фото: Юля Майорова
