Франческа Лавацца: «Кофе нужно хранить в холодильнике»

1

В Главном штабе Эрмитажа открылась масштабная ретроспектива знаменитого дизайнера Мариано Фортуни, в чьих нарядах разгуливали Айседора Дункан и Сара Бернар. Эта выставка стала первым проектом в рамках трехлетнего сотрудничества между главным музеем страны и итальянским кофейным гигантом Lavazza. Мы решили расспросить Франческу Лавацца, вдохновительницу календарей Lavazza и попечителя Музея Гуггенхайма, о помощи искусству, работе с Энни Лейбовиц и Дэвидом Лашапелем и, конечно, итальянских кофейных лайфхаках.

Вопросы: СЕРГЕЙ БАГУЛИН

Начнем с того, с чего начинается каждое утро — с чашечки кофе. Вы уже пили кофе в России? Как вам?

Вчера в ресторане заказала эспрессо — он был неплохим. Мне кажется, в Петербурге люди любят хорошую кухню, здесь готовы к итальянскому кофе.

Вы много путешествовали. Где кофе готовят лучше всего?

Я была очень удивлена качеством вьетнамского и индийского кофе. Но лучшее место для любителей кофе — это Бразилия. Здесь столько сортов! Мы пытаемся поддержать такое разнообразие в разных странах, помогать маленьким плантациям. Особенно в Африке, где кофе родился. В Эфиопии мы поддерживаем одну плантацию — ее хозяйка выращивает целых 47 сортов кофе!

Детей Лавацца наверняка с детства учат готовить кофе. Поделитесь секретами?

В духе итальянских традиций мы любим кофе, приготовленный на зернах мокко. Чтобы сварить хороший мокко, нужно всыпать в турку несколько ложек, но не слишком плотно, поставить на сильный огонь и дождаться особого звука, шипения — тогда нужно сразу снимать с огня. Если вы настоящий итальянец в душе, то погрузите донышко турки в холодную воду, чтобы кофе не пригорел. И да — уже открытую пачку кофе нужно держать в холодильнике, чтобы сохранить его качества. Кофе не очень хорошо переносит открытый воздух.

А что вы думаете о сетях вроде Starbucks?

Они продают, скорее, молоко, а не кофе. Но у них есть возможность и желание распространять культуру потребления кофе по всему миру, побуждать молодое поколение пить кофе, так что они играют очень важную роль. Это псевдоитальянская модель, их кофейни в известном смысле вдохновлены итальянскими кофе-барами — это места, где можно собраться с друзьями, поболтать, провести время с близкими.

Lavazza производит кофе 120 лет и в какой-то момент решила завести культурную программу. Каким был первый шаг?

Первым был наш календарь. Мы хотели донести философию итальянского кофе. Энни Лейбовиц выбрала для нас шесть сторон итальянской жизни, известных всему миру: еда, мода, кино и так далее. Получился собирательный образ Италии.

Вы работали со многими знаменитыми фотографами — с кем было веселее всего?

Наверное, с Дэвидом Лашапелем — он настоящий безумец. В 2001-м его съемка произвела настоящий вау-эффект. Он убежден, что кофеин — одна из основ открытости, таланта художников. Кофе может заставить вас смеяться, веселиться, повиснуть на люстре. Еще было весело работать с Эухенио Рекуэнко — он сделал серию о женщинах-супергероях. А Олафур Элиассон очень ответственный.

Мы провели с ним целых две недели, все происходило под его полным контролем — мейкап, укладки, подбор аксессуаров. Я встретила его две недели назад в Париже — он по-прежнему очень мил. Когда мы праздновали 20-летие календаря, мы попросили 12 фотографов сделать селфи, а Эллен фон Унверт сняла обложку с моделью, вонзающей нож в праздничный торт. У всех фотографов очень разные подходы, но они все были не против сделать кофе частью картинки.

Может ли искусство, выполненное на заказ, быть не хуже работ, созданных, скажем так, по вдохновению?

Я в этом убеждена. Но только если заказчик не загоняет художника в жесткие рамки. Наш девиз — Express yourself. Помню, на съемках Энни Лейбовиц украшала моделей чашками, и я встряла: «Мне кажется, больше чашек не нужно». А она ответила: «Я здесь художник, не беспокойся о своем бренде». Нужно выстраивать диалог. А в прошлом году в Турине выставляли около 300 работ Стива Маккарри, 40 из них он снял для нашего проекта Tierra — и если не читать таблички с экспликациями, никогда не поймешь, что это снято на заказ.

Единственный календарь, с которым вы соперничаете по популярности, это Pirelli. Вам он нравится?

Да, очень. Мне нравится, что поначалу они тоже вставляли продукт в картинку, а сейчас экспериментируют и делают что-то новое. Каждый год — новая интересная история.

В этом году вы стали попечителем Музея Гуггенхайма. Как так получилось?

Поначалу мы познакомились с директором Музея Гуггенхайма в Нью-Йорке Ричардом Армстронгом, и он предложил нам поддержать выставку итальянских художников «Итальянский футуризм. 1909 — 1944». С нее началось наше партнерство с музеем. Затем была еще одна выставка — художника Альберто Бурри. Мы выстроили культурный мостик между странами.

После двух лет совместной работы мне предложили стать членом попечительского совета музея. Гуггенхайм — тоже бренд, его нужно развивать, как и корпорацию вроде нашей. У них есть музеи в Венеции, в Бильбао, сейчас строится новый в Абу-Даби. Как и мы, они ищут особенный подход к разным странам. На прошлом собрании к нам присоединился художник Рашид Джонсон — музей становится все более активными, креативными. Еще я вхожу в музейный комитет, в котором можно предлагать способы расширить и улучшить коллекцию.

То есть вы влияете и на коллекцию?

Пока что я только слушаю других, ведь это мой первый год!

Есть две схемы, по которым существуют музеи: одни — за счет государственной поддержки, другие — с помощью фондов и частных пожертвований. Что эффективнее?

Самое лучшее — соединить их. Это может быть государственный музей, привлекающий частный капитал. В Америке — лучшие фандрайзеры в мире, они знают, как привлечь корпорации и богатейшие семьи страны. На наше последнее собрание приезжал директор Музея современного искусства Сан-Франциско, он рассказал, насколько важно привлекать частные пожертвования. Когда музей открылся после реконструкции, на частные деньги в разных частях городах установили большие поп-ап-объекты. Жители Сан-Франциско оценили это, увидели, что музей — часть их жизни.

С какой главной сложностью сталкиваются музеи?

Сегодня очень важно увеличивать аудиторию. Самое сложное — привлечь в музеи подростков с 12 лет. С теми, что помладше, проще: они ходят с родителями. А дальше — выбор за тобой. В этом смысле отличился новый Музей Уитни. Он не статичен, как большинство музеев, где ты приходишь, смотришь коллекцию и уходишь. У него хорошие публичные пространства, террасы, кафе — там можно проводить время.

Вы коллекционируете искусство?

Я собираю современную фотографию, видеоарт. В последний раз купила работу Уильяма Кентриджа — он создал огромную стрит-арт-инсталляцию и снял на видео, начинается все с кофейного чайника — как раз моя тема! Кофе вдохновляет.

Как началось ваше сотрудничество с Эрмитажем?

Мы познакомились с Михаилом Пиотровским в Венеции, когда мы начали сотрудничать с Городскими музеями Венеции. Тогда мы задумались о проекте, который подошел бы Эрмитажу. В итоге наша дружба началась с выставки знаменитого дизайнера начала ХХ века Мариано Фортуни — в Петербург привезли около 170 его работ.

Чем вам лично нравится Фортуни? Зачем его показывать в 2016 году?

Испанец по происхождению, Фортуни решил обосноваться в Италии, жить и работать в нашей стране. Он занимался и живописью, и скульптурой, и модой. Посмотрите на его платья: похоже на Issey Miyake? Принты Фортуни использует Marni, так что его искусство актуально и сегодня.

Раз речь зашла о моде — у вас классные ботинки!

Спасибо! Это Stella McCartney.

Вы любите моду?

Конечно, все итальянцы любят. Мне нравится Dolce & Gabbana — они такие барочные, фантазийные. Moschino — безумный бренд. Ну и Jil Sander и Slella McCartney люблю — их одежду куда проще носить. (Смеется.)

Стелла Маккартни, кстати, большой противник натурального меха и кожи. А вы?

Ну, в России об отмене натурального меха не может быть и речи. (Смеется.) Стелла Маккартни делает осмысленные коллекции — работает с женщинами, пережившими насилие, всегда использует эко-мех, на каждой обувной коробке написано: «Без использования детского труда». Это вызывает уважение.

А какая глобальная проблема заботит вас?

В первую очередь — климатические изменения. Все, кто работает с натуральными продуктами, должны уделять им внимание, ведь это вопрос жизни и смерти. Наш последний календарь был об этом. Три недели назад мы подписали в Париже стратегию борьбы до 2030 года с самыми разными проблемами: голодом, расходованием воды, гендерным неравенством.

Кстати, о гендере. Как вы, успешная бизнесвумен, боретесь с неравенством полов?

Например, в Африке мы стараемся обеспечить права женщин-предпринимателей. Многие африканские женщины — вдовы, они берут управление кофейными плантациями на себя. Их успеху мешают культурные, а главное — религиозные особенности региона, с этим нужно бороться, придумывать новые схемы работы.

Вы успели рассказать и о Бразилии, и об Африке, а в России вы оказались впервые?

Да.

И как вам?

Очень нравится, особенно — цвет домов в контрасте со снегом. Архитектура Петербурга великолепна.

Вы интересовались русской культурой?

Конечно, я изучала русских писателей и художников, была очень впечатлена — трагическим накалом и интеллектуальным усилием, которые несут их работы.

Вам не показалось, что мы слишком пессимистичны?

По сравнению со всем, что происходило с русскими писателями и художниками, они не очень пессимистичны. Они сфокусированы на трагедии, но ищут из нее выход.

А какой главный урок иностранцам могут преподать итальянцы?

Сохранять в любой ситуации позитивный настрой. В повседневной жизни улавливать маленькие радости. И верить в изобретательность, фантазию!

Сергей Багулин

Интервью
Добавить комментарий