Михаил Зыгарь: «Я эмигрировал на 100 лет назад»

1

Когда прошлой зимой Михаил Зыгарь представлял свою новую книгу «Вся кремлевская рать», он говорил, что после ухода с поста главреда «Дождя» собирается заниматься «мультимедийными историческими проектами». Первый из них, «», стартовал 14 ноября. Накануне запуска Зыгарь рассказал Interview, почему занимается историей как журналистикой, как оценивает свои шансы на Нобелевскую премию по литературе и чему на самом деле нам стоит поучиться у исторических деятелей столетней давности.

Вопросы: АНДРЕЙ ШАШКОВ

Ровно сто лет назад в Петрограде думские либералы окончательно рассорились с правительством. Дягилев и прочее русское искусство с триумфом гастролировали по Европе и Америке, несмотря на затянувшийся кошмар Первой мировой. Оставалось несколько недель до убийства Распутина и несколько месяцев — до начала Февральской революции…

В 2016-м звезда современной кремлинологии Михаил Зыгарь со своей командой оживляет всех героев той эпохи. День за днем в режиме интерактивного он-лайн сериала они расскажут нам историю самого важного — и неоднозначного — года российской истории. Никакого вымысла, только документы: сотни писем и фотографий, мемуаров и дневников, телеграмм и стенограмм выступлений.

Как появилась идея проекта? Ты шел от того, что будет юбилей революции, или от придуманного формата «герои оживают в соцсетях»?

Это как в анекдоте из 90-х, про человека, который никак не мог решить, куда он хочет поехать отдыхать, долго вертел в турагентстве глобус и в конце говорит: «А у вас нет другого?». У меня было ощущение, что мне нужен другой глобус, когда в прошлом году мне надоело заниматься той новостной повесткой, которая сложилась в 2015 году. Поэтому я выбрал другой мир для занятия журналистикой. Это тоже Россия, но на 100 лет назад.

В шутку я говорил, что я эмигрировал на 100 лет назад и продолжаю там заниматься тем же самым. Причем я сразу не относился к этому как к занятию историей. Мне хотелось заниматься этим не как чем-то скучным и изученным, а как живым и сегодняшним. Поэтому проект так и выглядит. Его цель — дать возможность взглянуть на все это изнутри, как на настоящее.

Можешь назвать каких-то персонажей, которые «удивили» лично тебя? К которым ты стал относиться резко хуже или лучше, после того, как перечитал все это? Или роль которых в событиях ты недооценивал?

Я могу сказать, что я стал лучше относиться к эпохе. К ним всем. Коллективный портрет того поколения — они прекрасные люди и в целом намного интереснее. Не хочу сравнивать с нашими современниками, но их ужасно интересно читать. Они пишут фактически современным языком, но намного интереснее. С одной стороны, точнее, с другой — скромнее. Я могу подробнее остановиться на своих личных предпочтениях…

Мне очень неприятен Павел Милюков, как человек и как текст. И к нему очень много претензий как к политику. Очень интересная фигура — хотя это напрямую не относится к 1917-му году — это Витте. Он не дожил до 1917-го года, но во многом важен для всего, что произошло. Его воспоминания очень логичные, правильные — и, к сожалению, на 99% опровергаются всеми остальными. Это ужасно напоминает мой предыдущий опыт с «Кремлевской ратью». Политики придумывают собственные воспоминания точно так же и в XXI веке, и в XX, и в XIX.

ИСТОРИЯ — ЭТО НЕ ПРО ТО, ЧТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ, А ПРО ТО, ЧТО МЫ МОЖЕМ ОБ ЭТОМ УЗНАТЬ.

Будут ли какие-то остросюжетные сенсации? Типа подробностей про шпиона-Ленина или отношения Кшесинской с Николаем II?

Не знаю, насколько вообще тут могут быть сенсации. Мы же исходим из того, что люди знают. Мне вообще кажется, что глобально представление о всем 1917-м годе очень плоское. У нас вообще вся история лидероцентричная. Мало того, что вместо истории страны у нас история государства, так еще и вместо истории государства — история государей. Это выглядит так: Николай Второй, которого сменил Керенский, которого сменил Ленин.

А за ними не видно не то что среднего класса — высшего почти не видно. Мне кажется, уже в том, что гражданское общество было и оно работало — сенсация. В том, что 1917-й — потрясающе оптимистичный, креативный год.

Почти интимный вопрос: поделись коммерческой тайной — откуда деньги, сколько стоит такой проект и есть ли надежда как-то это окупить?

Ни в какой момент не было идеи обращаться за госфинансированием. Очень помогло, что мы недооценили стоимость проекта, и эта заниженная планка создала ложное ощущение легкоподъемности. Первым человеком, который поддержал нас, был Дмитрий Зимин. Он дал часть денег, потому что ему показалось, что это важный просветительский проект. Еще часть денег я вложил своих, из заработанных на «Кремлевской рати».

Потом стали появляться другие партнеры, основной из которых — Яндекс. У них как раз возникла идея программы поддержки гуманитарных проектов — «Издательство Яндекс», и нам посчастливилось стать пилотной ласточкой в рамках этой программы. Ну, и еще важный партнер — это «Сбербанк». Мы изначально не предполагали на этом зарабатывать и делать из этого платный сервис. Наоборот, идея была делать его максимально простым, доступным и популярным.

По ходу стоимость проекта все время росла — и продолжает расти, — потому что мы все время придумываем новые безумные идеи и форматы, фантастические инфографики и видео. Я все время придумываю адские способы потратить отсутствующие деньги. (Смеется.)

НАШ ПРОЕКТ – ЭТО УДИВИТЕЛЬНО ТОЧНОЕ ВЫПОЛНЕНИЕ ВСЕХ РЕШЕНИЙ ПАРТИИ И ПРАВИТЕЛЬСТВА.

Во что выльется проект в оффлайне? Уже есть планы книг, постановок, экранизаций, выставок?

Есть очень много всего, что мы придумали и надеемся осуществить. Думаю, что спектакль в «Гоголь-центре» будет осенью. В сентябре будет выставка в Третьяковской галерее, в питерском Манеже. Будет много проектов в течение всего года. И точно будет что-то совершенно нетрадиционное в конце февраля — это логично, тогда ведь происходило все самое главное. Не хочу делать никаких спойлеров, но мы попробуем выступить в жанре, в котором никогда еще никто не выступал.

Какую ожидаешь реакцию «официальных лиц»? Недавно Кашин выступал с программной статьей о том, что у нас официальная идеология запуталась: мы и за царей против революций, но при этом и большевик Сталин хороший. Не боишься обвинений «в фальсификации истории в ущерб…»?

Мне кажется, наш проект — это удивительно точное выполнение всех решений партии и правительства. В том числе Совбеза, который обсуждал противодействие фальсификации истории. Потому что тут нет лучшего способа, чем обнародовать максимум возможных источников со всех возможных точек зрения. Когда ничего не утаивается, ничем нельзя манипулировать.

В том, как разворачивались события день за днем сто лет назад, ты видишь какие-то точки невозврата, которые страна прошла перед революцией?

Мне кажется, не бывает никаких точек. Когда я писал «Кремлевскую рать», я все время спрашивал у своих героев: «Когда же был переломный момент?», и они называли мне разные переломные моменты. В результате чего напрашивается вывод: не было никакого одного переломного момента, а был миллион моментов, каждый из которых важен, но все всегда обратимо. Так же и тут: в течение 1917-го года было просто огромное количество «вилок», там каждый день практически… Вообще, поразительно, как люди упорно борются с собственными шансами на выживание.

А может ли сегодня российскому обществу грозить новая революция или новая большая война?

Я не верю в магию чисел, что, например, 2014 и 1914 имеют какие-то общие черты именно потому, что так предрешено. Когда человек смотрит на небо, ему кажется, что облака похожи на животных. Но это не потому, что они правда похожи, а потому, что мы домысливаем аналогии. А на самом деле их не существует. Их можно, конечно, придумать в рамках смешной игры…

Ну, когда в 1916-м Протопопов закупает для полиции пулеметы, а в 2016-м у нас МВД объявляет тендер на огнеметы и бронеавтомобили «Каратель» — аналогии не очень смешные.

Ну, они могут быть и не смешные, но все равно ничего не объясняют. Но я не думаю, что есть какой-то закон, по которому все развивается.

ПОРАЗИТЕЛЬНО, КАК УПОРНО ЛЮДИ БОРЮТСЯ С СОБСТВЕННЫМИ ШАНСАМИ НА ВЫЖИВАНИЕ.

Как сильно для тебя отличалась работа над проектом 1917 и книгой «Кремлевская рать»? В реконструкции событий десяти- и столетней давности день за днем больше общего или различий?

Конечно, столетняя давность сложнее.

В смысле поиска источников или каком-то другом? Часто публицисты и ученые, наоборот, говорят, что чем дальше мы от исторических событий, тем проще о них писать, потому что сохраняется меньше субъективных оценок и противоречий.

Когда ты описываешь современность, ты понимаешь, что все еще может поменяться. Это незаконченная история, ты оставляешь себе право на ошибку, даже если считаешь, что не ошибешься. А когда речь идет о событиях столетней давности, этого оправдания нет. Это все уже точно произошло и никак не поменяется. Тут история — уже точная наука, а не гуманитарная.

Когда история переходит из разряда гуманитарных наук в точные?

Когда умирают современники и появляется гарантия того, что уже ничего не добавится. История ведь — это не про то, что было на самом деле, а про то, что мы можем об этом узнать. Есть вещи, о которых мы не узнаем никогда, потому что нет источников, которые нам об этом расскажут. События прошлого десятилетия — это уже, конечно, история, но пока живы их участники, и они еще могут что-то рассказать — есть некий люфт.

Я ВСЕ ВРЕМЯ ПРИДУМЫВАЮ АДСКИЕ СПОСОБЫ ПОТРАТИТЬ ОТСУТСТВУЮЩИЕ ДЕНЬГИ.

Итак, сейчас ты сам находишься в статусе практикующего писателя, а год назад брал интервью у Светланы Алексиевич в связи с ее Нобелевской премией. Что ты думаешь о «ренессансе» документалистики и нон-фикшна? Жанровые рамки расширяются настолько, что однажды Нобелевку по литературе сможешь получить, например, и ты сам?

За наш проект? (Смеется.) Я поверну свой ответ так: считаю ли я, что мы изобрели новый жанр литературы? Да, конечно. Я считаю, что нечто на стыке соцсетей, сборника дневников, традиционной книги и пьесы — это новый жанр нон-фикшна. И, по-моему, довольно удачный. Но мы посмотрим, насколько это будет удобно в использовании. Вообще, конечно же, хотелось бы, чтоб это стало новым способом потребления информации.

Потому что все кругом переживают, что молодое поколение не читает. Но, по крайней мере, нет сомнения, что все читают свои телефоны. И огромное количество текстов, которые человек впитывает оттуда, — это даже не считается чтением. Поэтому мне кажется, что литература для мобильного телефона, потребляемая через соцсети, — это наш вклад в развитие литературы. Ну а премии — это субъективная вещь, их невозможно обсуждать.

Уже есть какие-то планы на период после проекта, или ты туда еще не заглядывал?

Я должен дописать еще одну книгу традиционную, «архаической» литературы. О чем будет, пока не скажу. Дальше есть не планы, а скорее ощущение — что было бы логично сделать потом. Но главный план — проект. Он будет жить real time до января 2018-го года. И несмотря на то, что у нас уже готов почти весь контент на год и три месяца вперед, это не значит, что редакция расходится. Понятно, что нам придется жить в этом проекте дальше. Я не знаю, куда он нас заведет по ходу. Думаю, что, как настоящее произведение искусства, он будет жить собственной жизнью и нас еще неоднократно удивит. Хотя всем известно, чем закончится этот сюжет, все равно каждая новая серия этого сериала будет удивительной!

Андрей Шашков

Интервью
Добавить комментарий