Еще недавно — темная лошадка для голливудских директоров по кастингу, за последние несколько лет Адам Драйвер превратился в одного из самых востребованных актеров благодаря своей экзотической внешности и блистательной игре в сериале «Девушки», прошлогодних «Звездных войнах» и ряде других лент. Специально для Interview с актером пообщался Ной Баумбах — режиссер, который снимал Драйвера в своих картинах «Милая Фрэнсис» и «Пока мы молоды». Мы публикуем их разговор о фильме как диалоге, съемках как бунте, подвиге Скорсезе и ужасах Хэллоуина.
НОЙ БАУМБАХ: Можем начать с того, почему мы встретились. Изложи свою версию, а я тебе свою.
АДАМ ДРАЙВЕР: Ну, я знаю твои фильмы… и еще у меня было прослушивание на твою «Милую Фрэнсис». Хотя тогда, кажется, еще никто не понимал, что вы делаете, что из этого получится.
БАУМБАХ: Я начал прослушивать людей когда сам замысел был в зачаточном состоянии. Но о тебе я слышал хорошие отзывы. Я помню, как мы обсуждали кастинг «Девочек» с Леной, и как ты ей там понравился. Не думаю, что к тому моменту кончился хотя бы первый сезон. И я помню тебя в первый день на прослушивании и потом съемках — это было похоже на разорвавшуюся бомбу! Когда в первый день съемок мы снимали настоящую вечеринку.
ДРАЙВЕР: О да! Я отлично это помню: я приехал слишком рано и ждал через дорогу напротив. И тут вы такие появляетесь из метро вчетвером. А я-то ждал кавалькаду фур со съемочной техникой!
БАУМБАХ: Мне было неловко, потому что казалось, что мы снимаем что-то не совсем то, что тебе нужно. Казалось хорошей идеей взять кого-то, кто действительно жил в том месте, для съемок вечеринки. В итоге мы просчитались.
ДРАЙВЕР: Я думал, все собрались только ради фильма. Я не знал, что вечеринка настоящая. (Оба смеются.) Теперь понятно, почему никто не мог понять, что за хрень я несу.
БАУМБАХ: Типа «Можно мне еще Perrier»? Нет, ты определенно был хорош. Итак, мы встретились на прослушивании, но сейчас явственное ощущение, что это было сразу на вечеринке.
ДРАЙВЕР: Я тогда играл в пьесе и после нее пробыл с вами на съемках всю ночь.
БАУМБАХ: В той, где вы с Фрэнком Ланджелла?
ДРАЙВЕР: Да. «Мальчик и мужчина».
БАУМБАХ: Помню, как-то раз ты заявился на съемки завтрака в очень подавленном виде. Как будто у тебя была кошмарная репетиция.
ДРАЙВЕР: Да вообще-то, я каждый день примерно так себя чувствую. Просто тогда, наверное, устал сильнее обычного.
БАУМБАХ: Мне кажется, я сразу понял про тебя: ты невероятно сильно вкладываешься в процесс эмоционально. Репетиции и все остальное — это остается с тобой в конце дня. Если тебе что-то не по нутру — тебе не так-то просто от этого отряхнуться. Я прав?
ДРАЙВЕР: Пожалуй. Но что мне нравится в работе с тобой — у актеров есть так много шансов сыграть одну и ту же сцену еще и еще. Мне нравится эта идея повторения, ведь одно и то же действие можно подать таким большим количеством разных способов! При этом границы остаются четкими: сценарий есть сценарий. Слова остаются неизменными, но их значения бесконечны. Поэтому на выходе с твоей съемочной площадки я всегда нервничаю меньше, чем когда на ней появляюсь. А ведь с другими часто бывает наоборот, когда я расслабляюсь и начинаю оплакивать все нереализованные варианты сыграть отснятые сцены по-другому… И этих вариантов всплывает все больше и больше.
БАУМБАХ: Спасибо за комплимент. Ну, вообще-то, ты не производишь впечатление депрессивного собеседника. У тебя есть дни, когда не хочется вылезать из постели? Стоило дождаться начала записи, чтобы поговорить об этом. (Смеются.) Но если серьезно, я понимаю, о чем ты. У нас много общего в том, как мы видим нашу работу: расслабленный и в то же время сконцентрированный подход. Если мы уже сделали кучу дублей, и ты не хочешь делать еще один, я, пожалуй, тебе доверюсь. Но я вижу, что ты не любишь оставлять неиспробованные варианты.
ДРАЙВЕР: Ты прав. Возможно, становясь старше, я все больше устаю, и все меньше терзаю себя этим… Кстати, у тебя тоже процесс творчества ассоциируется с пытками? Или просто «пойду и сделаю это»?
БАУМБАХ: Думаю, в любой съемке хватает вещей, которые могут заставить и режиссера, и актера паниковать. Но настоящий невроз… Не то, чтобы я его избегал и боялся, но что в нем хорошего для творческой обстановки? Я стараюсь поддерживать по возможности не напряженную атмосферу.
ДРАЙВЕР: Ты бережлив, в хорошем смысле слова.
БАУМБАХ: Мне кажется, есть что-то безумное уже в том, что кино — такой вид искусства. Или я довожу до ума то, что делаю в день съемки, или потом мне будет только труднее.
ДРАЙВЕР: И вот тут ты уже загоняешь кучу народа до состояния полной истерики. (Смеется.) Я играл на площадке, где атмосфера от начала до конца была такой немного тусовочной. И я боялся, что сложнее всего мне будет непринужденно трепаться с партнерами в перерывах между дублями, но, как выяснилось в итоге, мне это даже доставило удовольствие. Такой режим. (Оба смеются.)
БАУМБАХ: Ну а сейчас есть что-то, чего, как бы тебе казалось, тебе действительно не хватало? Помимо удобств в трейлере. Определенное количество сна? Физических упражнений?
ДРАЙВЕР: Единственное, что позволяет мне действительно чувствовать себя комфортно на съемках, — уверенность, что я достаточно знаю о своем персонаже. Что я знаю текст настолько хорошо, чтобы не думать о том, помню я его или нет. Не искать мысленно: «А какой еще косяк я мог не заметить???»
БАУМБАХ: Ну, я сам всегда жду этого от актеров, в том числе потому, что сам не особо хорошо помню их реплики, даже если текст писал я… Когда все идет действительно хорошо, я вижу, что актер знает о своем герое больше, чем я сам. Думаю, у нас с тобой было именно так.
ДРАЙВЕР: Любопытно. У меня-то было ощущение, что ты знаешь их очень и очень хорошо. Разве что, получая от тебя текст с парой измененных строк ночью накануне съемки, с правками типа «»Бургер-Кинг» вместо «Макдоналдса»», я помню, как ты просматривал сценарий в перерывах между дублями, чтобы освежить это в памяти.
БАУМБАХ: Ты прав. Мне нужно быть настолько подготовленным, насколько это возможно со своей стороны. Была пара дней на съемках «Пока мы молоды» — мы как раз говорили об этом, — когда все приходили на площадку как нельзя лучше погруженные в материал. И вот после этого на третий день — бог знает почему — получилось так, что у актеров все получалось с трудом. И я чувствовал, что это как раз тот случай, когда подготовительная работа с моей стороны становится еще более нужной.
ДРАЙВЕР: Что бы я ни делал, под конец ко мне приходит понимание, как бы можно было сделать это еще лучше, и мне хочется начинать все заново. В «Пока мы молоды» ты дал мне мощную подпорку — чисто физическую — с идеей воды. Я просто придерживался этого образа, ощущений от начала до конца. Даже когда не совсем понимал, что от меня хотят. Это было настоящее спасение. Ну вот, только что понял, что тогда я повторял: «Только не надо никаких вопросов о процессе», а сейчас я сижу и только и делаю, что рассказываю об этом!
БАУМБАХ: Ну извини.
ДРАЙВЕР: Да нет, это я виноват.
БАУМБАХ: Помнишь, мы давали пресс-конференцию в Париже, и ты рассказывал об актерах как доброкачественных мятежниках? Или с тех пор приходилось часто возвращаться к этой теме?
ДРАЙВЕР: Не особо. С того раза — примерно в каждом втором интервью.
БАУМБАХ: Думаю, это прекрасная формула того, чем хороший актер занимается на площадке: признание власти режиссера при твердом отстаивании собственного голоса.
ДРАЙВЕР: В отношениях актера с режиссером мне всегда виделось что-то подозрительно патерналистское. Актерам без конца нужно одобрение. То есть я жду от тебя, что ты скажешь мне, нравлюсь ли тебе я и то, что я делаю. И при этом в какой-то степени я тебе же и не доверяю. «Он не знает мой потенциал так же хорошо, как я сам». И вот с этого недоверия начинается бунт против системы в целом. Хотя, конечно, это не то же самое, когда актер приезжает на съемку с опозданием и пьяный.
БАУМБАХ: Мне это нравится.
ДРАЙВЕР: Я выглядываю из окна… Тут, как всегда, вакханалия накануне Хэллоуина. У вас то же самое? Однажды мы с женой накупили сладостей на $100, почему-то думали, что придут все окрестные дети, а в итоге пришло, кажется, человека 4. Ненавижу Хэллоуин.
БАУМБАХ: Зато как круто, наверное, смотрятся на всех детях костюмы Кайло Рена?
ДРАЙВЕР: Еще бы. Я тут недавно подвозил жену и видел около дома тетку с лазерным мечом в натуральную величину.
БАУМБАХ: Какие спектакли или фильмы на тебя повлияли по мере взросления?
ДРАЙВЕР: Зависит от того, в каком возрасте. Подростком я интересовался почти исключительно фильмами. В то время у нас в Индиане был театр Round Barn, где 7 лет подряд шел спектакль «Энни получает ваше оружие». Но помимо этого, с театром у меня было как-то не особо. Помню, как я снова и снова пересматривал кучу фильмов Шварценеггера типа «Хищника». Если составлять топ-5, думаю, это были бы «Кто боится Вирджинии Вулф?», «Счастливые дни», «Обычные люди» (1980) и, конечно, «Крамер против Крамера». Но самое сильное впечатление, пожалуй, «Смертельное оружие» (1987).
БАУМБАХ: Как тебе работалось с Джимом Джармушем на «Патерсоне»?
ДРАЙВЕР: Думаю, первый его фильм, который я посмотрел, был «Вне закона». Он великий человек, по его фильмам это точно понятно. Вы с ним похожи тем, что и у тебя, и у него съемки напоминают диалог, который начинается в тот момент, когда ты вступаешь в проект, и потом не прекращается никогда. Еще у него отличное чувство юмора, типа: «Ребята, мы не можем себе позволить не исправить этот ляп, ведь наш фильм увидят десятки человек». (Оба смеются.) А самое ценное его качество, на мой взгляд, это интерес к широчайшему кругу вещей, помимо непосредственно нашей профессии. Он вообще склонен встречать все незнакомое с любопытством, но никак не с отторжением. Это невероятно здорово!
БАУМБАХ: Да, он умеет уместить в свои фильмы так много разных интересных идей. Даже кастинг ранних фильмов, когда он набирал много музыкантов и прочих не актеров… Они привнесли так много нового в его работы! Взять того же Робби Мюллера во «Вне закона». И твое определение «диалога» к этому определенно подходит. Итак, у тебя этой зимой два фильма — и два умопомрачительных режиссера: Стивен Спилберг и Мартин Скорсезе. Кроме того, можно сказать, что ты поработал с Лукасом. Теперь для комплекта тебе не хватает только Брайана де Пальмы и Фрэнсиса Форда Копполы!
ДРАЙВЕР: И, заметь, они все уже давно переработали друг с другом! У Скорсезе есть эта обалденная история, когда он спал на площадке у Джона Кассаветиса. Ему просто было больше негде. Такие режиссеры, как, например, Скорсезе, больше всего поражают тем, что не просто умеют разговаривать с актерами лучше других и лучше других представляют себе, в чем заключаются обязанности каждого на площадке. Они еще и хотят услышать от тебя твои идеи и собственное видение роли. Попробуй тут устрой «бунт», о котором мы говорили вначале. Наоборот, ты ждешь от такого великого профессионала, что он будет говорить тебе: «Иди туда и делай это» — и ты готов все выполнять, но они нанимают тебя не для этого. Им правда интересно, что думаешь об этом ты сам!
БАУМБАХ: Помнишь первый фильм Скорсезе, который ты посмотрел?
ДРАЙВЕР: Наверное, «Таксист». Еще запомнился «Итало-американец», документальный фильм, который он снимал о своей семье, прямо в тесном доме родителей. Кстати, его мама снялась во многих его фильмах.
БАУМБАХ: Говорят, он долгое время вынашивал замысел этого фильма?
ДРАЙВЕР: 28 лет. Я слышал разные версии, но в любом случае, когда режиссер годами мечтает об одной конкретной неснятой сцене, это вызывает глубочайшее уважение.
Ной Баумбах / NOAH BAUMBACH
