Сын и внук рабочих, племянник видного профсоюзного активиста, Майкл Мур вырос в сотне километров к северо-западу от Детройта — в индустриальном Флинте, штат Мичиган, на родине General Motors. Отец стоял у сборочного конвейера, дядя участвовал в сидячей забастовке 1936–1937 годов, которая привела к образованию мощного рабочего профсоюза в автомобилестроении. Хорошая наследственность для борца за справедливость.
Первый же фильм (до него были студенческие опыты в журналистике и увольнение из журнала Mother Jones после четырех месяцев работы) продемонстрировал верность Мура корням и сделал его звездой документалистики. Картина 1989 года «Роджер и я» (Roger & Me) рассказывает о том, как автоконцерн General Motors в лице генерального директора Роджера Смита отправляет родной город режиссера в нокдаун, переводя производство из Флинта в Мексику — там рабочая сила дешевле.
В фильме Мура есть и забастовка того самого дяди-активиста, и массовые увольнения рабочих в 1980-е, и безуспешные попытки получить интервью со Смитом. Но есть и, казалось бы, не имеющие отношения к делу эпизоды. Например, удивительный разговор с женщиной, которая продает кроликов в качестве домашних питомцев или ужина — на выбор. К ней Мур вернется в 1992-м, когда снимет сиквел фильма «Роджер и я» — 23-минутный «Питомцы или мясо: Возвращение во Флинт» (Pets or Meat: The Return to Flint).
В спорах о первом фильме Мура заложена дальнейшая творческая траектория режиссера: противники будут винить его в подтасовке фактов и манипуляции. Защитники апеллируют к тому, что Мур, как и любой другой документалист, не обязан строго восстанавливать исторические события, тем более в их хронологической последовательности. Мура ценят не за верность фактам, а за провокативность, дерзость, сатиру, пусть грубую, зато эффектную, а значит, эффективную.
Если Муру нужно показать, что капиталисты выбрасывают рабочих на улицы и деньги на ветер, он смонтирует свидетельства промышленного кризиса встык со строительством многомиллионного парка развлечений AutoWorld — эпического провала General Motors и властей города, настоящей финансовой бомбы, заведения, которое не протянуло и года.
Мур не стесняется дешевых приемов — он готов бить зрителя по лбу, особенно если зрителю это понравится. Ведь бичует режиссер не массы, а элиты на радость массам. Пока председатель совета директоров GM Роджер Смит читает своим детям «Рождественские повести», полицейские выселяют из дома семью уволенного рабочего, отправляя их рождественское дерево в канаву.
Потом редактор журнала Film Comment Харлан Джекобсон и кинокритик журнала The New Yorker Полин Кейл будут доказывать, что строительство и закрытие случились за несколько лет до увольнений. Майкл Мур станет потрясать на «Сандэнсе» вырезками из The New York Times, свидетельствующими о том, что увольнения начались раньше. «Роджер и я» станет самым популярным документальным фильмом за многие годы, а всемирно известный кинокритик Эберт резюмирует в том духе, что нет разницы, в каком порядке случились события, если это смешная, злая и живая сатира, бьющая точно в цель: в сомнительный культ успеха, в бездушные корпорации.
Это не документалистика фактов, но документалистика нападения. Весь фильм Мур якобы пытается получить интервью у Роджера Смита, но совершенно очевидно, что настоящая цель Мура заключается в том, чтобы не получить это интервью. Остаться ни с чем — и есть результат, на который направлены все усилия режиссера. Тот же прием Мур использует в «Большой Америке» (1997): во время промотура книжки Downsize This! Random Threats from an Unarmed American он пытается пообщаться с топ-менеджерами компаний — почти все они отшивают назойливого, шумного, манипулятивного шоумена. Один только Фил Найт из Nike соглашается.
В 1995-м Мур снял свой единственный игровой фильм «Канадский бекон» — сатирическую комедию, само собой. В ней советники президента пытаются спасти рейтинги последнего, устроив сначала информационную атаку на Канаду, а затем уже развязав и настоящую войну. Это довольно небрежное, местами нарочито халтурное, но все еще крайне актуальное кино. Своего рода «Доктор Стрейнджлав» для бедных.
В нем американские патриоты всю дорогу пытаются спровоцировать вежливых северных соседей, а те в ответ просят продублировать оскорбительные надписи на французском языке — в Канаде ведь двуязычие. Удивительно, но топорность приемов Мура лучше работает в документальном кино. Гротеск в «Канадском беконе» можно назвать нелепым, надуманным, неправдоподобным, но когда похожих на героев «Бекона» персонажей камере Мура предъявляет сама жизнь, отмахнуться становится сложнее.
Даже в «Боулинге для Колумбины» (Bowling for Columbine) находится место для одновременно дикого, страшного и смешного, а это фильм о насилии и оружии, который Мур снял по следам расстрела учеников школы «Колумбайн». Вот он отправляется в банк, увидев рекламу, обещающую винтовку в подарок каждому, кто откроет счет. Вот монтирует 20 минут убийств и самоубийств под песню The Beatles “Happiness Is a Warm Gun”. Вот ловит Мэрилина Мэнсона, чтобы поговорить о влиянии на молодежь.
Перебрав классические обвинения в адрес музыкантов и компьютерных игр, якобы ответственных за подростковую агрессию, Мур предлагает поискать причины еще и в боулинге — мало ли. Мишень для критики здесь ясна — там, где половина страны исповедует культ огнестрельного оружия, а власти города могут принять закон, обязывающий жителей этим оружием владеть, стрелять будут чаще, чем где бы то ни было еще. Но Мур не бубнит прописные истины, — вместо этого он безжалостно гоняет по собственному дому старика Чарлтона Хестона (актер был президентом Национальной стрелковой ассоциации США) и издевается над оппонентами.
Искусство это или ремесло, но в деле манипуляции Мур достиг высот. После «Фаренгейта 9/11» (Fahrenheit 9/11) сочувствующий взглядам режиссера левак Кристофер Хитченс сравнил того с Сергеем Эйзенштейном и Лени Рифеншталь. Не столько в том смысле, что Мур — гений кино, сколько в том, что из ангажированного интерпретатора фактов он превратился в их фальсификатора, отъявленного лжеца. «Фаренгейт 9/11», где Джордж Буш-младший, его семья и политические союзники обвиняются в тесных связях с семьей Усамы бен Ладена, властями Саудовской Аравии и Талибаном, стал самым кассово успешным документальным фильмом в истории и получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля.
После корпораций, оружия и ответственного за 11 сентября правительства Мур, уже находившийся в статусе злой машины контрпропаганды (или, наоборот, пропаганды, в зависимости от точки зрения) обрушился на страховые компании в «Здравоохранении» (Sicko, еще одна овация в Каннах в 2007-м), неубедительно выступил в посвященном президентским выборам 2004 года «Капитане Майке по всей Америке» (Captain Mike Across America). Последний на данный момент фильм Мура «Капитализм: История любви» (Capitalism: A Love Story) 2009 года — попытка обвинить крупный бизнес и американское правительство в экономическом кризисе конца 2000-х. Она принесла ему два приза Венецианского кинофестиваля, но сравнение Америки с Римской империей и нападки на культ успеха в конце 2000-х впечатляют гораздо меньше, чем в начале 1990-х.
Сегодня Мур балансирует на грани между Каннами, где рады критике американской военно-капиталистической машины, и совсем уж дикими вариантами теорий заговора вроде фильма «Дух времени», создатели которого стращают мировым правительством банкиров и подкрепляют разумный призыв «критически смотреть на вещи» дичайшим набором из подтасованных сведений, некомпетентных мнений и устаревшей информации. И пока он не выдумывает факты, а сталкивает снятое в кадре с помощью монтажной склейки, он остается кинорежиссером. Хорошим ли, плохим ли, но одним из самых крутых.
