Новый сингл героя мартовского номера Interview называется «Goldie» и войдет в следующую пластинку рэпера «LongLiveASAP». Продюсировал запись Hit-Boy, приложивший руку к таким трекам, как «Niggas in Paris» Джей-Зи и Канье Уэста и «Drop the World» Лил Уэйна. Специально для Interview c A$AP говорил Дмитрий Эрлих.
ЭРЛИХ: Ты рос в Гарлеме?
A$AP ROCKY: Ага. Когда я был ребенком, мы жили на пересечении 116-й улицы и Морнингсайда.
ЭРЛИХ: Я помню этот район: окрестности парка Морнинг-сайд в 80-е были переполнены крэковыми зомби.
A$AP ROCKY: Да, это было безумие… Там все было по хип-хопу, понимаешь? Вообще мы часто переезжали: я рос в Бронксе, потом в Гарлеме. А еще три года мы жили в Пенсильвании, на родине отца. Я уехал туда восьмилетним мальчиком, а вернулся спустя три года. И постоянно разрывался между Нью-Йорком и Пенсильванией, мотался туда-обратно.
ЭРЛИХ: Твой отец сел в тюрьму за продажу наркотиков, когда тебе было 12. Как это на тебя повлияло?
A$AP ROCKY: Да это меня просто вздрючило, чувак! Без отца у нашей семьи начались большие проблемы.
ЭРЛИХ: Вы с матерью жили в приютах?
A$AP ROCKY: Ага… И это было жестко.
ЭРЛИХ: Что это были за приюты?
A$AP ROCKY: Один из них — в Северной Каролине. Это такой огромный тренажерный зал с кучей коек, на которых вповалку спали самые разные люди. У кроватей стояли большие ведра, куда все подряд скидывали свои вещи. Когда мы с сестрой оказались там — глянули друг на друга и сразу заревели. Мы переехали туда, потому что мать хотела сойтись со своей школьной любовью или типа того. Если кратко, она пыталась начать новую жизнь. Отец настругал ей массу детишек, он жил по законам улиц, оказался в тюрьме — и в результате остался один. Толком не знаю, что побудило мать пойти в приют, думаю, она просто хотела порвать с прошлым. А тот парень окончательно сломал ей жизнь. Тогда моя тетя разрешила нам осесть у нее на некоторое время. И это тоже было нелегко: ее дом был в зажиточном районе, все соседи — средний класс. Так что с местными детьми дружба у меня не завязывалась: те только и делали, что задевали и насмехались надо мной на автобусной остановке. В школе все мои друзья были бедняками. Мама долго искала работу, а когда наконец нашла, то почти сразу потеряла — ее уволили из-за драки с сотрудником. Так что оставаться у тети дальше нам было не по карману. В итоге мы вернулись в Нью-Йорк и поселились в очередном приюте. Бывало, после занятий мои одноклассники говорили: «Роки, пошли к тебе». И мне всегда приходилось отвечать: «Не, пацаны, мне гостей водить запрещено». Было стыдно признаться, что я живу в приюте. Помню, однажды я уже стоял на пороге дома, и кто-то из ребят меня увидел и крикнул: «Ты что делаешь? Это ж богадельня!» А я такой: «Да у меня тут мама работает». Вот уж позорняк был. Сейчас над этим можно посмеяться, потому что все это сделало меня тем, кто я есть. А в то время я был всего лишь ребенком, ну что я мог ответить?
ЭРЛИХ: В 13 лет ты потерял старшего брата. Как его звали?
A$AP ROCKY: Рики. И знаешь… Я хотел походить на него, быть им. Он носил косички, слушал Bone Thugs-n-Harmony, любил девушек. Он был бойцом. И немного безумным.
ЭРЛИХ: На сколько он был старше тебя?
A$AP ROCKY: На семь лет.
ЭРЛИХ: Так что же случилось?
A$AP ROCKY: Его застрелили — в районе, где я родился, на 116-й улице.
ЭРЛИХ: Ты и сам, как отец, продавал наркотики.
A$AP ROCKY: Да, в 13 я начал продавать траву. В 14–15 торговал крэком в Бронксе… И несколько лет это было моим образом жизни. А в 21 я переехал к маме в Нью-Джерси.
ЭРЛИХ: Когда перестал торговать?
A$AP ROCKY: Вроде бы в День памяти. Было тяжко, особенно в последнее лето. Я был на мели, от меня реально требовалось много сил, чтобы быть независимым, если ты понимаешь, о чем я. Но сейчас деньги не проблема. Теперь-то я зажил и вовсю куражусь со своей музыкальной карьерой.
ЭРЛИХ: В 23 ты подписал контракт на $3 млн, и жизнь у тебя — просто мечта. Это удовлетворило твои амбиции? Сделало тебя счастливей?
A$AP ROCKY: А то! <em>(Смеется.)</em> То есть я никогда на жизнь не жаловался, но сейчас все действительно хорошо, и я готов реально много трудиться. У меня отличная команда, крутой лейбл. Самое время повеселиться.
ЭРЛИХ: А как ты увлекся модой?
A$AP ROCKY: Да я был в моде с рождения! Я же пацанчик из гетто, а в гетто все хотят компенсировать свою бедность тем, что красиво выглядят. Это встроено в меня изначально. Мой отец баловал меня кроссами Jordans, одежкой Guess — так что я вырос на всем этом модном дерьме. Разве что мои вкусы немного изменились, вот и все. «Я не стараюсь никому угодить. Моя музыка — это дерьмо, формирующее вкус. Это будущее.
ЭРЛИХ: Чувство прекрасного в Гарлеме всегда было очень вычурным, показушным, кричащим: наведаться в комиссионные магазины Сохо, чтобы купить себе одежду повыпендрежней, — это обычное дело. Как ты ориентировался в этом многообразии?
A$AP ROCKY: Стоит только начать. Самое сложное — соединить все вместе. Скажем, все в Гарлеме знают, что такое Gucci — пусть и по подделкам. И вот ты приходишь в универмаг Saks Fifth, где продают Gucci, видишь всякие клевые штуки от других фирм, запоминаешь их названия — и гуглишь. Я же вырос в эру интернета! Находишь нужного дизайнера, узнаешь, когда у него будет показ, какие линии будут представлены. Не то чтобы я излазил весь интернет за этим делом, но мы с бандой раньше только так и поступали. Мы всегда выбирали вещи, благодаря которым могли выглядеть не так, как все.
ЭРЛИХ: Вы хотели выделиться из толпы, в то время как ваши 15-летние сверстники, напротив, пытались попасть в модную струю.
A$AP ROCKY: Точно. Я не хотел выглядеть лузером, но и посредственностью быть не мог. Так что я держал нос по ветру. Ну и себе на уме был. Как, впрочем, и сейчас. Нет такого человека, который мог бы сломить мою уверенность в себе. Мы знаем, что наше дерьмо воняет, но вы нам этого не скажете. Мы делаем то, что делаем. Срать нам на ваши законы, ваши порядки, границы и рамки. Мы творим самих себя!
ЭРЛИХ: Правда, что ты вегетарианец?
A$AP ROCKY: Я пескетарианец. Я ем рыбу. Я не из тех, кто считает себя борцом за права животных, мне нравятся меха — норки, шиншиллы и тому подобные штуки. Но, блин, они же держат этих зверей в тесных клетках, пичкают их там гормонами и стероидами, чтобы они увеличивались в размерах и кто-нибудь заплатил за них побольше денег. Это дерьмо совсем не полезно. А еще я завязал со сладким. Следующий шаг — перестать бухать и почаще ходить в качалку. Типа, сейчас я молод, но быстро старею, как и все вокруг. Хочу быть уверен, что лет в 40 у меня не будет проблем со здоровьем из-за того, что я прокутил молодость.
A$AP ROCKY «Purple Swag»
ЭРЛИХ: То есть все это ради здоровья?
A$AP ROCKY: Ну да. Я решил, что хочу очистить тело, разум и душу. Я почувствовал, что не хочу есть то, что было живым, что может кровоточить и издавать звуки. Скоро и рыбу есть перестану. Это очень тяжело, но я сделаю это. Вот сейчас я жую жвачку — и делаю вид, что это стейк.
ЭРЛИХ: Жвачка со вкусом стейка?
A$AP ROCKY: Прямо как у Вилли Вонки.
ЭРЛИХ: Я прочел в New York Times, что тебе не нравится нью-йоркский хип-хоп.
A$AP ROCKY: Это неправда. Меня переврали. Я говорил, что в Нью-Йорке появляется куча новых рэперов, но соотносить себя с ними я не могу.
ЭРЛИХ: Ты имеешь в виду новое поколение?
A$AP ROCKY: Нынешнее, да. Но здесь полно и офигительных рэперов, старики все еще держат марку.
ЭРЛИХ: Когда появилась твоя песня Purple Swag, в Нью-Йорке ее встретили довольно холодно.
A$AP ROCKY: Ее приняли на ура где угодно, только не тут. Потом, правда, с неохотой одобрили. Но даже сейчас я не стараюсь никому угодить, потому что тогда потеряю то, зачем я вообще здесь оказался. Свою музыку. А моя музыка — это дерьмо, формирующее вкус. Это будущее.
ЭРЛИХ: И каким будет следующий шаг?
A$AP ROCKY: Дальше — вершина. Ну, то есть, конечно, мы уже там, но я заберусь на самый верх. Верхушку-верхотулю-верхотулечку.
